онлайн-психолог
КАК ОНИ МОГЛИ СО МНОЙ ТАК ПОСТУПИТЬ, ЗА ЧТО? ИЛИ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ «НИЧЕГО ЛИЧНОГО»
На улице ко мне подошёл милый котик и сказал: мурмяу! Я дала ему влажного корма, он с удовольствием умял, после боднул меня в ногу и подставил бок: «А теперь — погладить!». Пока гладила, мурчали мы оба. Любовь, да? Вовсе нет. Ничего личного. Просто котик хотел есть и тискаться, и пришел удовлетворить об меня возникшую потребность.

Под одним из прошлых постов мне написали, что неправильно говорить «об меня». Поясню, в чём отличие «об меня» и «со мной». Вы когда-нибудь видели пьяных говорунов на улице? Которые идут на подкашивающихся ногах и бубнят себе под нос? Останавливаются, бубнят об прохожих, об деревья, им абсолютно не важно, кому адресовать свой бессвязный текст: в воздух, соседу Васе или витрине магазина. Многие трезвые делают так же: говорят об вас как об витрину магазина.
«Со мной» — это когда интересую конкретно я, и хочется пообщаться именно со мной. «Об меня»это когда я случайно подвернулась человеку, которому захотелось что-то выплеснуть, не важно об кого.
Понимание этой разницы важно для того, чтобы не мучиться вопросами плана «Ну за что они так со мной? Почему они так со мной поступили?». При этом суть мучений и самокопаний — в попытках найти, что же лично со мной конкретно не так, что вызвало такие-то и такие-то (обычно очень нехорошие) их действия по отношению ко мне. Тогда как в действительности тут нет вообще ничего личного, и действия были совершены об меня.

Поэтому «об меня» — это термин для обозначения взаимодействия с человеком при отсутствии какого-либо личного интереса к этому человеку. То есть инициатор взаимодействия совершил данное взаимодействие с Васей только потому, что именно Вася случайно оказался в это время в этом месте, где инициатору захотелось совершить это взаимодействие. Но если бы вместо Васи там оказались Маша, или Петя, или Сигизмунд Лазаревич, то всё прошло бы точно так же. Потому что у инициатора просто чего-то там накопилось внутри, и ему нужно это выплеснуть. Не важно, об кого именно, просто этот кто-то случайно оказался рядом и случайно послужил триггером.
По этой же модели некоторые родители выплёскивают тревогу, гнев, стыд и прочую фрустрацию об своих детей, а выросшие дети мучаются вопросом: «Как они могли СО МНОЙ так поступать? За что они СО МНОЙ так?». Маленькие дети уверены, что они — центр мира, что весь мир вращается вокруг них, что это они своим поведением создают события вокруг себя. У родителей плохое настроение? Это потому что я плохо себя вел. Папа не приходит? Это я плохой, это лично меня он не хочет видеть. Будто вы, Петя, Вася, Таня, Марина — это лично вы спровоцировали. Для детей это естественный этап взросления — считать себя центром мира, влияющим на все события вокруг.

Со временем важно помочь ребёнку сформировать навык по различению «со мной» и «об меня», а потом — умение выбирать адекватную реакцию: «Ну бубнит себе кто-то что-то об меня, я-то тут причём? Хочу ли я включаться? Хочу ли я чего-то от этого общения? Какая моя реакция будет сейчас уместной?». Но многие взрослые стихийно включаются, пытаются бубнильщику что-то доказывать, без понимания, что человек просто разгружает об других свой внутренний танкер с накопившимися аффектами.

Если Маня гасит об Петю свою тревогу: «Вечно ты без шапки ходишь, доведешь меня до инфаркта»,— то это разговор не с Петей, а об Петю, и выгрузка Маниных аффектов. Чтобы говорить с Петей, придется привычную фразу «Петя, надень шапку, тебе холодно» поменять на «Петя, ты не замерз»? Услышать и принять ответ «Мне тепло, шапка не нужна». Говорить с — это видеть, слышать, чувствовать, понимать чужие потребности и откликаться на них. Или не откликаться. Мол, Мань, я вижу, что ты тревожишься, но мне действительно тепло. Хочешь, поговорим о том, что тебя тревожит? И тогда Маня может ответить: «Знаешь, Петь, мне в детстве ухо надуло, я месяц в больнице провалялась. Когда я вижу тебя без шапки, я вспоминаю тот опыт, и мне становится тревожно. Но если тебе тепло, это хорошо. Ладно, идем в парк, я в шапке, а ты без».
Иногда, конечно, хочется демонизировать других и разделить на «мы» и «они». Мы, конечно, хорошие, а они — монстры. Вовсе нет. Мы все друг для друга в чем-то монстры. Вопрос только в том, насколько хорошо мы себя знаем и рассажены ли наши внутренние монстрики по лавкам с ярлычками: здесь сидит Тревожка, а здесь Обидка, а здесь Недолюбленка. Когда я увижу кого-то без шапки, не сорвется ли моя Тревожка с лавки с криками: «Аааа, мы все умрем, срочно спасать!!!», не нацепит ли на другого шапку, даже если он отбивается. Или, когда мне в чём-то отказали, не надует ли моя Недолюбленка губки, и не заканючит ли протяжным голоском: «Стыдоооба-то какая, я ничтожество, меня отвергли». Если эти монстрики неуправляемы, они выпрыгивают об окружающих, проносятся смерчем и оставляют после себя выжженное поле.

И классический вопрос: делать-то что? Прежде чем включаться и бросаться в бой, пробуйте разобраться: а сейчас вообще с вами или об вас говорят? Вас видят, слышат, чувствуют? Вы есть в этой коммуникации? Если Маня внимательно изучает ваши потребности, говорит «я-сообщениями», не спускает на вас Тревожку, то она говорит с вами. Если же лично до вас ей нет дела, она говорит, как тот пьяный об дерево или витрину, то вы для неё — объект для слива аффектов или получения ресурсов. Делиться ли в этом случае своими ресурсами в ответ — личное дело каждого.